ту информацию как некое непонятное знание. Если удается ввести новые обозначения для этого знания, или объяснить его в рамках старых обозначений, рождается открытие. Принципиально новому знанию всегда очень трудно подобрать обозначение. Представьте себе человека, впервые услышавшего музыку. Музыка – это тоже информация, в форме звуков. Когда разум получает эту информацию, он знает, но не понимает. У него пока нет обозначения. Понимание появляется потом, когда человек слышит музыку многократно, и ему демонстрируют все обозначения: музыканты, инструменты, ноты, песни. Но когда разум услышал музыку впервые, для него это было совершенно реальным знанием, и в то же время непостижимой тайной. Попробуйте объяснить маленькому ребенку такое определение: «молоко белое». Ребенок еще только начинает использовать абстрактные категории, поэтому он задаст кучу вопросов. Ну, что такое молоко, ему понятно. А что значит белое? Это цвет. А что такое цвет? Это такое свойство предметов. А что такое свойство? А предмет? И так до бесконечности. Легче не объяснять, а показать предметы разных цветов. Тогда разум ребенка обозначит то, чем различаются предметы, в виде абстрактной категории цвета. Вот так разум дает определения и обозначения всему, что его окружает, а потом мыслит, используя эти определения. Душа, в отличие от разума, не пользуется обозначениями. Как она может объяснить разуму, что «молоко белое»? С тех пор, как разум начал мыслить с помощью абстрактных категорий, связь между душой и разумом постепенно атрофировалась. Душа не использует эти категории. Она не думает и не говорит, а чувствует или знает. Она не может выразить словами и символами то, что знает. Поэтому разум не может договориться с душой. Допустим, душа настроилась на нереализованный сектор и узнала то, чего еще н